Для современного человека поиск идентичности во многом связан с его восприятием прав человека, вне зависимости осознает индивид это или нет. Основания для такого вывода можно искать в двух плоскостях. С одной стороны, опорой прав человека служит человеческое достоинство. Отношение к этому неотъемлемому качеству человеческой личности - важнейшее свойство персональной идентичности. С другой стороны, права человека характеризуют отношение личности к государству, к власти. Осознание особенностей личных взаимоотношений с властью также является важнейшей чертой самоидентификации.

            Перестроечные и постперестроечные годы для многих россиян стали болезненным временем, зачастую связанным с утратой прежней идентичности, с поиском новой. Конечно, эти процессы большей частью не были связаны с рефлексией по поводу прав человека. Однако осознанно или неосознанно права человека, в том или ином понимании, все же служат неким индикатором в системе идентификационных координат.

Изменение идентичности происходило не только на личностном уровне. Этот процесс затронул все общество в целом.

  Поиск российским социумом новой идентичности повлек за собой существенные подвижки в сфере политической культуры. Началось изменение баланса сосуществующих в обществе политических субкультур: доля активных субкультур несколько возросла за счет пассивных. Но ожидания быстрых и однозначных перемен, в смысле повсеместного утверждения культуры «участия», были бы утопией. Хотя кое-кто, судя по некоторым газетным публикациям начала 90-х, на это надеялся. На деле, как показали социологические исследования, во второй половине 90-х гг. около половины россиян принадлежало к культуре «наблюдателей» (по типологии голландских исследователей Ф.Хьюнкса и Ф.Хикспурса), для которой характерны относительно высокий уровень интереса к политике при низком доверии политикам и низком участии в политической жизни. Из активных же видов субкультур представительной можно назвать только «автономную» - она характерна для примерно для пятой части населения. Носители этой субкультуры интересуются политикой и считают себя способными оказать влияние на власть при почти абсолютном недоверии к ней [1] .

            Понимание сущности прав человека, умение и желание их защищать - один из критериев при определении типа политической культуры. При этом важно обратить внимание на происходившие в общественном сознании, начиная с 1985 г., причудливые трансформации как понятия «права человека», так и отношения к правам человека как таковым.

            Определенная вестернизация российского общества, некоторое заимствование западных политических, культурных, нравственных ценностей приводит к закреплению «прав человека» в качестве некого эталона цивилизованности. Заклинания политиков о приверженности ценностям прав человека, стремление государственных деятелей убедить Запад в прогрессе с соблюдением прав человека становятся обыденным явлением. Впрочем, само по себе это неплохо.

            На обывательском уровне также происходит декларативное признание ценностей прав человека. Однако люди, заявляющие о важности соблюдения прав человека, зачастую разделяют совсем другие ценности. Не будем останавливаться на том, что подавляющее большинство обывателей не видит отличия позитивного права и прав человека. Сущностной чертой российского менталитета является то, что на первый план выдвигаются социальные и экономические права, права «второго поколения». При этом в качестве обязанности государства в отношении человека рассматривается в первую очередь не создание условий для реализации какого-либо права, например, права на труд или на образование, а непосредственное предоставление работы, образования и т.д. И даже материальных благ. В сущности, это рецидив тоталитарного мировосприятия: принятие как должного заботы государства о своих подданных. В сегодняшних условиях такое мироощущение часто трансформируется в странное, не первый взгляд, амбивалентное отношение к государству. Власть ругают и ненавидят, но от нее же больше всего и ждут позитивных перемен и удовлетворения своих потребностей.

Оборотной стороной «потребительского» отношения к власти является «бегство от свободы». Своеобразным преломлением этой черты тоталитарного сознания стало умаление прав человека «первого поколения». Если же проанализировать видение россиянами прав «первого поколения», показательным будет то, что политическим правам (свободе слова, в первую очередь) отдается явный приоритет, по сравнению с личными правами. Более того, многие неотъемлемые личные права для многих не являются ценностью. Вот частный, но наглядный пример. Результаты мониторинга состояния правовой культуры участников образовательного процесса, проводившегося в пермских школах в ноябре 2001 г., показали, что 40% учащихся и 25% учителей признают допустимость пыток (в определенных условиях) [2] . Продолжая в том же ключе, можно сказать, что популярность смертной казни как средства обуздания преступности, признание легитимности самосуда и насилия наглядно свидетельствуют о том, что права человека не стали определяющими в шкале ценностей большой доли участников опроса. Но можно взглянуть на проблему и с другой стороны. Для многих россиян (в том числе и для респондентов приведенного в качестве примера опроса) либеральные, гуманистические ценности уже являются ценностями. И эту подвижку, произошедшую за последние 17 лет, также надо видеть.

Можно заметить и то, что некоторый негативизм общества в отношении идеологии прав человека связан с разочарованием обывателя в возможности быстрого получения увесистых «плодов» от «введения» прав человека в России. Произошло нечто аналогичное общественному разочарованию в сверхэффективном и немедленном действии «невидимой руки рынка», в миф о котором поверила масса россиян на рубеже 80-х–90-х гг. Большей части населения трудно осознать истину, что закрепление юридических норм, защищающих права человека, в российском законодательстве – не панацея от всех бед и даже не панацея от нарушений прав человека. Что права человека сами по себе не сделают жизнь счастливой и беззаботной. Что права человека - это только инструмент цивилизованного общества. Правда, такой инструмент, без которого общество вряд ли можно сегодня назвать цивилизованным и без которого личность не может чувствовать себя защищенной от произвола государства.

Политические, экономические, социальные перемены, усиление идеологического влияния извне еще резче обозначили фрагментацию политических субкультур российского общества. Неоднородность общества самым существенным образом осложняет поиск новой российской идентичности, делает его разнонаправленным. Не случайно основания новой идентичности связываются с диаметрально противоположными ориентирами. По-видимому, Россия стоит перед цивилизационным выбором. Если принять за основу классификацию, предложенную американским политологом С. Хантингтоном [3] , это выбор между западной и православно-славянской цивилизацией. От этого выбора будут всерьез зависеть как судьба России, так и ход (возможно, и исход тоже) начавшегося и ставшего очевидным в начале третьего тысячелетия цивилизационного конфликта. Конфликта, в котором, по мнению Хантингтона и его единомышленников, Запад будет противостоять всему остальному миру [4] . Именно поэтому выбор идентичности на цивилизационном уровне чрезвычайно важен для России.

Перспектива идентифицироваться в качестве обособленной цивилизации для России вполне реальна. Многим греют душу иллюзии возвращения былого военно-державного могущества. «Державники» в любом шаге Запада ищут происки врага, готового на все ради закабаления России. Помимо усиления ксенофобии выбор православно-славянская идентичность напрямую связан с отказом от таких «несвойственных русскому народу» западных ценностей как права человека и т.п. ради усиления государства.

Однако есть и другая альтернатива - Россия может идентифицироваться как западная страна, несмотря на то, что большая часть ее территории находится за пределами Европы. Близость российской и остальной западной культуры отрицать довольно сложно. Такие либеральные ценности как рыночная экономика и демократия худо-бедно приживаются и у нас. Многое зависит от того, приживутся ли на российской почве права человека. Примет ли их как ценность большинство населения, примет ли их политическая и экономическая элита. Здесь далеко не все ясно.

            Кому-то может показаться, что успех в утверждении тех или иных ценностей будет на той стороне, которая сумеет использовать мощь государственного пропагандистского аппарата. Но не все так просто. Следует учитывать, по крайней мере, одно важное обстоятельство. Ценности очень плохо усваиваются на вербальном уровне. Формирование или изменение их, как правило, происходит на уровне деятельностном. Поэтому возможности пропаганды в этом отношении весьма ограничены.

Немаловажную роль в деятельностном освоении прав человека, по-видимому, сыграет приобщение России к европейской правовой культуре в этой сфере. Можно назвать чрезвычайно важным то обстоятельство, что Россия, подписав Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод и закрепив в Конституции приоритет международных договоров по отношению к федеральным законам, вошла в европейское правовое пространство. А это означает, что заботиться о соблюдении прав человека государственным мужам  придется не только на словах при всем нежелании предпринимать что-то на деле. Первое проигранное Россией дело в Европейском суде 6 мая 2002 г. -  еще один повод для власти всерьез задуматься о своем отношении к правам человека. 

            Подводя итог, можно сказать, что, хотя отношение к правам человека не является единственным фактором, определяющим становление новой российской идентичности, зависеть от него будет многое.