Публикации сотрудников Центра гражданского
образования и прав человека

Андрей Суслов
Россия и Европейский суд: сотрудничество в сфере защиты прав человека

             С 5 мая 1998 г., после того как Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод стала частью российской правовой системы, можно говорить о реальном сотрудничестве России с европейскими государствами в деле защиты прав человека. Однако в течение четырех лет, пока Россия не проиграла свое первое дело в Европейском суде, мало кто всерьез задумывался о том, насколько мощный инструмент защиты прав человека предоставляет это сотрудничество россиянам.

            Большинство россиян по-прежнему воспринимает любой суд как карательный орган, а не как средство достижения справедливости. Суду не доверяют, в суд не любят обращаться и обращаются в суд крайне редко. О суде в далеком Страсбурге многие просто не слыхали, а для большинства узнавших о нем правосудие длиной в 3-5 лет теряет всякий интерес. Это не удивляет, если принять во внимание российский менталитет. Больше удивляет игнорирование международных норм защиты прав человека адвокатами и судьями. Да и правозащитники зачастую недооценивают серьезность последствий исполнения решений Европейского суда. Однако есть надежда, что сама практика Европейского суда может сориентировать юристов, да и не только их, в нужном направлении.

            Весьма показательно в этом отношении первое проигранное Россией в Европейском суде дело «Бурдов против России». Анатолий Бурдов в течение 10 лет не мог получить положенную ему в компенсацию за вред причиненный его здоровью в то время, когда он был мобилизован на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Судебные решения 1997, 1999 и 2000 годов, принятые в его пользу, не выполнялись. Характерно, что поданная Бурдовым жалоба в Европейский суд возымела действие еще до слушаний. Сразу после того, как она была коммуницирована российским властям, Бурдову была выплачена причитающаяся в соответствии с решениями национальных судов задолженность. Заметим, не останавливаясь на этом подробно, что заявитель утверждал, что пеня за задержку оказалась ниже причитавшейся ему. Таким образом, уже сам факт обращения в Европейский суд позволил добиться прогресса в отстаивании истцом своих прав.

  Слушания и вынесение решения Судом (7 мая 2002 г.) позволили добиться большего. Суд постановил, что в данном случае имело место нарушение права на справедливое судебное разбирательство (ст.6 Европейской Конвенции). В решении Суда подчеркивалось, что исполнение судебного решения, принятого любым судом, должно рассматриваться как составляющая "судебного разбирательства" по смыслу Статьи 6 Конвенции, что право на доступ к правосудию, «было бы иллюзорным, если бы правовая система государства - участника Европейской Конвенции допускала, чтобы судебное решение, вступившее в законную силу и обязательное к исполнению, оставалось бы недействующим в отношении одной стороны в ущерб ее интересам». Поэтому, согласно постановления Суда, «финансовые трудности, испытываемые властями государства-ответчика, не должны были препятствовать заявителю получить причитающееся ему в результате выигрыша судебного дела о возмещении вреда, причиненного здоровью в результате чрезвычайных работ по ликвидации аварии» [1] .

Суд также признал нарушенным и право заявителя на собственность (Статья 1 Протокола N 1 к Конвенции): «не исполнив решения Шахтинского городского суда, власти государства-ответчика лишили заявителя возможности взыскать денежные средства, которые он разумно рассчитывал получить» [2] .

            Кроме того, Суд присудил заявителю денежную компенсацию морального вреда в размере 3000 евро.

            По-своему показательны и два других дела, проигранные Россией в Страсбурге. Валерий Калашников в момент предъявления ему обвинения и взятия под стражу был президентом Северо-Восточного акционерного банка. Ему инкриминировалось злоупотребление служебным положением, присвоение денежных средств на сумму около 30 миллиардов неденоминированных рублей,  подделке документов и многое другое.

Заметим, что, в отличие от Бурдова, Калашников в качестве жертвы вряд ли может рассчитывать на симпатии обывателя, потерявшего свои деньги в результате банкротств банков и развалов финансовых пирамид. Не так просто разъяснять, что правами человека обладают все, в том числе преступники.

Калашников более четырех лет провел в магаданском следственном изоляторе: сначала затягивалось следствие, затем - рассмотрение дела судом. Менялись следователи, несколько раз дело отправлялось на доследование, менялся состав суда, а Калашников все сидел и сидел. Наконец, в августе 1999 г. суд признал его виновным (по одному из девяти предъявленных ему пунктов обвинения) и приговорил к 5,5 годам лишения свободы. Отбытый в СИЗО срок ему зачелся, а подоспевшая в июне 2000 г. амнистия еще на полгода сократила пребывание в зоне. Заявление в Европейский суд бывший банкир отправил из следственного изолятора весной 1998 г., а на слушании своего дела в Страсбурге 15 июля 2002 г. присутствовал без конвоя, как свободный человек.

Знаменательно, что и в этом случае еще до окончания разбирательства власти предприняли некоторые оргвыводы. В июне 1999 г. Высшая квалификационная коллегия судей отправила в отставку Председателя Магаданского городского суда, а также Председателя областного суда и двух его заместителей в связи с задержкой рассмотрения дела.

Европейский суд вынес решение о нарушении трех статей Европейской конвенции.

В своей жалобе Калашников указывал, что условия содержания в следственном изоляторе являются нарушением ст.3 Конвенции, запрещающей пытки, бесчеловечное или унижающее человеческое достоинство обращение. Обосновывалось это, в частности, тем, что в камере площадью 17 м², где содержался заявитель, стояло 8 коек и содержалось от 18 до 24 человек, которые могли спать в 2-3 смены. Там постоянно горел свет и работал телевизор, что не давало возможности отдохнуть. В камере было душно, Калашников стал пассивным курильщиком, потому что сокамерники курили. Истец трижды заражался чесоткой, а также грибковыми и кожными заболеваниями. Иногда в камере оказывались больные туберкулезом и сифилисом.

Главное возражение российских властей сводилось к тому, что никто не стремился унизить В.Калашникова персонально: в магаданском СИЗО все заключенные находились в таких же условиях как истец, да и во всех российских следственных изоляторах схожие условия. Кроме того, заявляли, что площадь камеры составляла не 17, а 20,8 м², что на 8 койках обычно размещалось не 18-24 чел., а всего 14 и т.п.

Суд обратил внимание на то, что отсутствие прямого умысла на унижающее и бесчеловечное обращение с заявителем не может исключить нарушение ст.3 Конвенции и пришел к выводу, что «условия содержания заявителя под стражей, в частности, огромная перенаселенность камер и антисанитарные условия, и их неблагоприятное влияние на состояние здоровья заявителя, в сочетании с длительностью периода содержания в таких условиях, представляли собой унижающее обращение» [3] .

Представитель РФ в Европейском суде Павел Лаптев впоследствии выражал неудовольствие, что судьи не захотели учесть финансово-экономические причины неудовлетворительного состояния мест лишения свободы в России и предпринимаемые сейчас усилия по реформированию пенитенциарной системы. Заметим, что такие заявления звучат весьма странно не только для европейцев, но и для нас, россиян. Признать нормальным в течение нескольких лет использование одной койки на 2-3 человек, 1-1,5 м² на человека, туалета без перегородки и т.п., наверное, может только человек, отстаивающий честь мундира.

В.Калашников также жаловался на нарушение ст.5 Конвенции, выразившееся в чрезмерно длительном содержание под стражей до суда. Рассматривая основания лишения свободы истца Суд обратил внимание на то, что мотивы, которыми руководствовался Магаданский городской суд (тяжесть преступления, попытки обвиняемого оказать давление на свидетелей и фальсифицировать доказательства) сами по себе резонны. Однако, продляя содержание заявителя под стражей в 1996, 1997 и 1999 гг. Городской суд не приводил новых фактических обстоятельств, подтверждающих необходимость этого. Поэтому Европейский суд счел, что по ходу процесса и завершения собирания доказательств основание содержания под стражей стало менее обоснованным. Исследуя обстоятельства ведения процесса, Суд, принимая во внимание выводы национального суда, признал, что длительность процесса не была вызвана ни его сложностью, ни поведением заявителя. Поэтому Суд решил, что период, проведенный заявителем под стражей в период, после передачи дела в суд, превышал «разумный срок». Таким образом, имело место нарушение ст.5 Конвенции.

Кроме того, жалоба касалась нарушения ст.6 Конвенции, предусматривающей, в частности, рассмотрение дела в «разумный срок». Суд также пришел к выводу, что затягивание процесса не вызывалось ни сложностью данного дела, ни поведением заявителя. Особо подчеркивалось, что, учитывая длительность разбирательства (4,5 года в суде первой инстанции) во время которого обвиняемый находился под стражей, власти не выполнили свои обязательства по рассмотрению дела в срок с особой осмотрительностью и, тем самым, нарушили ст.6.

В качестве компенсации морального вреда Калашников получил 5000 евро и 3000 евро - в качестве возмещения затрат на услуги адвоката.

Жертва нарушения прав человека в следующем деле также вряд ли может рассчитывать на симпатии большинства населения. Сергей Посохов работал в Таганрогском таможенном комитете и выполнял обязанности по контролю за импортируемыми товарами в морском порту. В 1996 году против него было возбуждено уголовное дело по обвинению в контрабанде водки в крупном размере. В мае 2000 г. Неклиновский районный суд Ростовской области признал его виновным в пособничестве в уклонении  от исполнения таможенных обязанностей и злоупотреблении служебными полномочиями. Сразу же после осуждения заявитель был освобожден от отбывания наказания, частично  - в связи с истечением срока давности и частично в связи с амнистией. Заявитель и его адвокат обжаловали данный приговор. Главным аргументом было нарушение порядка назначения народных заседателей. Председатель Ростовского областного суда несколько раз отклонял протесты, по существу, оставляя без ответа аргументы заявителя о том, что народные заседатели не выбирались путем жеребьевки, срок их полномочий истек и т.д.

После коммуницирования жалобы российскому правительству, Председатель Ростовского областного суда принес протест в порядке надзора на приговор на основании его неполноты. В результате приговор был частично отменен, но, тем не менее, в июле 2001 года Неклиновский районный суд вновь признал заявителя виновным в тех же преступлениях, но освободил его от отбывания наказания из-за истечения срока давности. Заявитель же продолжал настаивать, что приговор должен быть отменен по реабилитирующим обстоятельствам.

Рассматривая жалобу, Европейский суд обратил внимание на то, что в ст.6 Конвенции «право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона» «фраза "созданным на основании закона", относится не только к регламентации самого существования суда в силу закона, но также и к законности состава суда» [4] . Поэтому Неклиновский районный суд, который рассматривал дело заявителя 22 мая 2000 года, не может рассматриваться как «суд, созданный на основании закона». В результате Суд постановил, что имело место нарушение статьи 6.1 Конвенции и присудил заявителю компенсацию морального вреда в размере 500 евро.

            Таким образом, становится очевидным хотя бы то, что гражданин России может защитить свои права в Страсбурге. Однако это лишь видимая верхушка айсберга. Многие не задумываются о том, что Европейская Конвенция включает в себя весьма эффективные механизмы контроля за исполнением решений Суда. Из статьи 46 Конвенции следует, что решения Суда имеют обязательный характер. Эффективность механизма Конвенции обеспечивается и подконтрольным исполнением решений Европейского суда.

Для большинства людей исполнение решений Суда сводится к мерам индивидуального характера, в первую очередь к выплате компенсаций. Но восстановление справедливости в отношении истца означает не только выплату справедливой компенсации, если она была назначена, но и обязанность государства-ответчика положить конец нарушению и устранить, насколько это возможно, его негативные последствия.

Однако наиболее важной составляющей исполнения решений Европейского суда следует признать меры общего характера, предусматривающие обязанность государства принять действенные меры для предотвращения подобных нарушений в будущем. То есть, действие решения Суда распространяется не только на истца, но и на более широкий круг лиц. Суд не навязывает государствам средства для исполнения своих решений, однако обращает внимание на то, чтобы эти средства не противоречили принятым решениям. В сущности это обычно означает, что государство должно привести свои правовые нормы и механизмы их реализации  в соответствие с решениями Суда. Этому, естественно, должен предшествовать анализ причин, вызвавших нарушение Конвенции, и способов их устранения.

Попытаемся определить, что это может означать относительно рассмотренных казусов. В первом случае, формулируя подход к исполнению решения Суда в самом общем виде, можно сказать, что Россия должна настроить функционирование своего правового механизма таким образом, чтобы в принципе не могли возникнуть ситуации, подобные делу Бурдова. То есть, если говорить на более конкретном языке, все вступившие в законную силу решения российских судов, касающиеся выплаты каких-либо бюджетных средств истцам, должны безоговорочно исполняться. Не только «чернобыльцы» должны получать свои компенсации, как это хотели бы трактовать российские власти, утвердившие после дела Бурдова данные выплаты строкой бюджета. Логика решения Суда шире: независимо от обстоятельств российские власти должны обеспечить выплаты присужденных российскими судами денег, причитающихся истцам из государственной казны, будь то пенсионер, не получавший пенсию, или госслужащий, не получавший зарплату, и т.п. Возможно, для этого потребуется внести какие-либо коррективы в законы или подзаконные акты, запланировать дополнительные расходы в бюджете и т.д.

Принятие мер общего характера, касающихся выполнения решения Европейского суда по делу Калашникова, потребует от России значительно больших усилий. Изжить нарушения прав человека в российских пенитенциарных учреждениях, подобные тем, что пережил бывший банкир, - задача очень сложная. Однако, это не означает, что мы должны удовлетвориться тем, что работа в этом направлении идет, закрыв глаза на мучения заключенных. Россия подписала Европейскую конвенцию и, следовательно, должна ее выполнять. А это значит, что потребуется отрегулировать процедуры лишения свободы таким образом, чтобы сроки содержания под стражей не превышали установленных законом, а также улучшить условия жизни в местах лишения свободы, приблизив их к европейским стандартам.

Меры общего характера, необходимые в связи с выполнением решения Европейского суда по делу Посохова, скорее всего, не потребуют решения каких-либо структурных проблем, они могут ограничиться наведением порядка при формировании судов по тем или иным делам.

Для исполнения решений Суда государству-ответчику обычно предоставляется разумно достаточный срок. Контроль осуществляется через механизм Комитета министров Совета Европы. Когда решение Суда, констатирующее нарушение Конвенции, становится окончательным, в соответствии со ст.44 Конвенции, оно ставится в повестку дня следующего заседания Комитета министров из числа тех, которые специально посвящены контролю за исполнением решений Суда (проводятся каждые два месяца). После этого решение Суда периодически рассматривается на подобных заседаниях, обычно не реже, чем раз в полгода. Если решение Суда признается исполненным, оно снимается с контроля Комитета министров. На государство-нарушитель оказывается давление через Комитет министров и по другим дипломатическим каналам. Это давление настолько сильно, что государства обычно выполняют решения Суда.

Следует обратить внимание и на то, что решения Европейского Суда имеют прямое действие во внутреннем праве государств-участников Конвенции. Таким образом, решения Европейского Суда становятся эффективным средством усиления судебной власти и мощным инструментом защиты прав человека.

К сожалению, юридическим сообществом в России, в том числе судьями, пока еще слабо осознало факт непосредственного действия норм Европейской конвенции на территории Российской Федерации. Многим юристам до сих пор кажется, что правозащитники, ссылающиеся в судах на Конвенцию, перепутали зал судебных заседаний с митингом. Это пройдет. Все новые и новые решения Европейского суда по российским делам быстро окажут отрезвляющее действие. Придет время серьезного осмысления теоретических и практических проблем вхождения России в систему европейского правосудия.

Потребует скрупулезного изучения вопрос как в России применять решения Европейского суда, имеющие не свойственный для российского судопроизводства прецедентный характер. Потребуется обучение судей практическим навыкам вынесения приговоров с опорой на нормы Европейской конвенции. Наконец, потребуется привыкнуть к ответственному выполнению решений Суда.

Конечно, ни одно из европейских государств не испытывает удовольствия, выступая ответчиком в Европейском суде. Но признание общих «правил игры» является важнейшей составляющей европейского сотрудничества в деле защиты прав человека. Поэтому принятие Россией этих правил может вселять надежды на то, что сотрудничество в рамках выполнения Европейской конвенции будет способствовать улучшению ситуации с соблюдением прав человека в России. Однако перспективы выглядят не столь радужными, если принять во внимание продолжение войны в Чечне. Шесть первых жалоб на нарушения прав человека при проведении «контртеррористической операции» уже приняты к рассмотрению Европейским судом, несколько десятков дожидаются своей очереди. Эти жалобы касаются более серьезных нарушений, нежели первые три проигранные Россией дела (дела Бурдова, Калашникова и Посохова). Да и компенсации по таким делам обычно значительно больше, чем выплаченные по этим делам суммы в 3000, 8000 и 500 евро. Последствия возможного отказа России выполнять решения Европейского суда трудно прогнозировать.

Так или иначе, Россия сейчас стоит перед проблемой: продолжать сотрудничество с европейскими государствами в сфере защиты прав человека или поставить его под удар, что, скорее всего, приведет к сворачиванию сотрудничества во всех иных сферах.